Обрывки из реальностей. ПоТегуРим - Инга Ильм

Теней безмолвных, светлых и прекрасных,

Ни помыслам годины буйной сей,

Ни радостям, ни горю не причастных, —

Душа моя, Элизиум теней,

Что общего меж жизнью и тобою!

Меж вами, призраки минувших, лучших дней,

И сей бесчувственной толпою?..

В этом городе я стала страшно сентиментальной. Но мне кажется, здесь по-другому никак. Вон Эдвард Гиббон, глядя на эти развалины, задумал свою великую книгу. А впечатлительный Стендаль от избытка чувств тут в обмороки грохался. Гоголь только тут и ел. Пуссен презрел все дары своей родины ради права быть здесь похороненным. А я-то что? Хожу да стишки разные под нос бормочу. Ещё легко отделалась.

Придумала выражение

8 апреля 19:30

«Клянусь своим игристым!»

Обращение Савла

17 ноября. 20:10

Всякое безбожие исходит из фальшивого смешения или фальшивого разделения бытия творящего и сотворённого.

Франц фон Баадер

Из шестидесяти полотен Караваджо, разбросанных по всему миру, двадцать три находятся в Риме. Хранятся в частных коллекциях, государственных музеях, но и – что самое главное – располагаются в церквях. На тех самых местах, для которых и были написаны. Этот изгнанник Рима – хулиган, педераст и убийца – сумел заставить не одно поколение верующих переживать свой религиозный экстаз.

Вот, например, из Деяний святых апостолов нам известно, что Павел был призван уже после Воскресения. По дороге в Дамаск, куда он отправился, вооружённый мечом и с некоторым войском, дабы убивать неразумных христиан. Он был одним из ярчайших умов своего времени, сыном более чем состоятельного книжника. Он изучал и древнегреческих философов, но при том состоял учеником главнейшего из раввинов – приличный человек, кстати – римлянин по происхождению. И вот вдруг в пути внезапно осиял его свет с неба. Такой, что он упал на землю и услышал голос. Голос обратился к нему по имени. Голос сказал: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» И «Савл встал с земли, и с открытыми глазами никого не видел. И повели его за руки, и привели в Дамаск». Вот как описано это чудо в Библии. Весьма скупо, смею заметить. И, конечно, в первую очередь представляется, что это был такой ослепительный свет, что в прямом смысле опрокинул Савла и лишил его зрения. Но ведь люди, шедшие с ним, свет не видели, указано только – слышали глас. Революционер света, как принято его называть в учебниках по истории искусства (и действительно – вся мировая живопись делится на докараваджийский период и живопись после Караваджо), демонстрирует нам истинное чудо: он выписывает этот божественный свет, демонстрирует силу озарения, материализует мгновение метафизического переживания, о котором ничего не сказано в Библии.

И вот теперь нужно попробовать представить себе эту работу в том самом свете церковной капеллы, в которой обычно молящийся стоит на коленях и где это полотно занимает почти всю стену целиком. Зря ведь туристы бросают в автомат монетки, чтоб ненадолго им включили электрический свет. На «Обращение Савла» нужно смотреть в полутьме, вот как есть – в тусклом луче из окна, в колеблющемся пламени свечей. Во время службы – посреди фимиама, во время чтения молитв, общего пения и звучания органа, а значит – на восходе солнца или на закате. И пусть там давно уже копия. Оригинал исчез или похищен ещё при жизни Караваджо и снова им повторён. Но именно так случается пресловутый гезамткунстверк, о котором говорил Вагнер в середине XIX столетия. Сие замысловатое словечко – гезамт-кунст-верк – ещё раньше схватила история искусств и ввела как термин в науку это размывание границ между мирами. Это почти мистическое ощущение целостного. Цитирую: «Единение искусств, идея художественного преображения действительности методом воздействия всех жанров искусств» – таково точное определение, данное этому явлению ещё в 1801 году.

Чудеса

13 декабря. 14:36

Который день по улице моей несколько раз медленно проезжает малюсенькая очаровательная «мини», годов 60-х, в которой сидит Санта и звонит в колокольчик. Я, всякий раз заслышав, подрываюсь, вскакиваю, открываю окно и выглядываю. Ну правда здорово ведь! А ещё я смотрю за реакцией туристов. Кто-то хлопает, кто-то свистит, кто-то смеётся. Вот сейчас крохотный мальчишка увидел, удивился, застеснялся, растерялся и опомнился, только когда Санта-Клаус уже уехал. А детеныш ещё долго-долго оглядывался и махал своему видению вслед…

Про одного мальчика

28 декабря. 18:40

У нас был с ним роман. Когда мне только исполнилось восемнадцать. Точнее, я была влюблена. Именно как может девчонка. Уже после того, как первая любовь разбила ей сердце. То есть аккуратнее, отстранённее. С пониманием. Не помню даже, чтобы он за мной ухаживал. Мы были из одной большой компании. И вот как-то случайно встретились на улице и шли по ней, и шли. По пути было. Его дом неподалёку от моего. Но ближе.

Смеркалось. Стояли хипкие осенние сумерки, и он предложил выпить чаю. Позвал к себе. А когда мы пришли на кухню, то он попросил сначала вымыть посуду. Видимо, накануне была вечеринка, потому что вся раковина была засыпана грязными тарелками горой. Обычно я не мою посуду. Особенно в гостях. А дома рядом со мной всегда был кто-то, кто помогал по хозяйству. Я люблю, когда чисто и красиво. А времени на это нет. Артистка, что с неё взять. Но почему-то тогда я встала и начала мыть эту посуду. Ни до, ни после такого со мной не случалось. И у него был противный кот, который не терпел женщин в доме. Он нападал из-за угла. Мы болтали. Смеялись. Но я сердилась на такое красивое и такое дурацкое животное. И тогда в дом вошёл его отец. Я была настолько юна, что испугалась, как бы он не подумал, что мы целовались или что мы встречаемся. Или что я осталась после той вечеринки! Я бросила недомытую тарелку. Оторвала кота с ноги. Пробурчала что-то невнятное и скрылась. Потом мы виделись с этим мальчиком ещё и ещё, и я вновь и вновь вспоминала его красивое и совершенно дурацкое животное и думала, что мне понравилось там мыть посуду. Так в конце концов и влюбилась. По уши! Меня с порога приручили. И я всё чаще начала появляться в этом доме. С компаниями и без. Пока однажды не осталась на ночь.

Потом я летала на крыльях любви несколько прекрасных месяцев. Было сложно. Телефонов не было. Была вахта моего института, на которой можно было оставить записку или посмотреть расписание чтобы подкараулить. Всё. Я же была столь горда и уважительна к его пространству, что никогда не поднималась без приглашения. Просто знала, где окна. Могла идти то одной дорогой, то другой, чтобы взглянуть на кухню или гостиную. А вдруг бы он подошёл к окну? А вдруг бы он заметил меня и улыбнулся? Ну конечно, и рукой бы мне помахал! А может, даже схватил бы куртку, и скатился вниз, и меня провожал?..

Но никогда такого не случалось. Никогда. А в один ужасный день, накануне моего отъезда на съёмки на целых три недели (!), он на свидание не пришёл. Назначил встречу попрощаться – и не пришел… Я раздвинула, точнее задвинула все свои дела и не как какая-нибудь там Золушка. Я – минута в минуту – была у его двери. И стояла там грустно, до тех пор пока не погасли все окна дома напротив. Тогда я превратилась в тыкву. С пустой головой долго спускалась по лестницам. Прислушивалась к лифту. Наконец вышла в летнюю Москву и пошла гулять по бульварам. Я так часто делала. По кольцу ходила. Кругами. Удобно думать и тексты учить. В ритм шагов. И не потеряешься: кольцо-то – круглое. Прогуляла до утра. До поливальных машин. Потом села в самолёт и улетела в Палангу. Там настоятельно требовала себе двухместный номер. Потому что мы же договаривались – он прилетит. Съёмки не каждый день, можно купаться и загорать. Я названивала по междугородной. И ведь я всё так и не знала, что случилось! Жив ли? Может, беда? Может, могу помочь? Похитили инопланетяне? Мне отвечали связисты: «Девушка, минуточку. Москву вызываем». Я слушала глухие равнодушные щелчки, с замиранием сердца встречая каждый последующий. Связь бежала по каналам, трясла провода, реле мерно постукивали… «Москва не отвечает», – разочарованно произносил далёкий голос. И так было два дня. На третий кто-то подошёл к телефону и сказал, что его нет. Он меня так часто просил делать, если ему надоедали звонками. Я успокоилась. Живой. Был. Просто сейчас – нет. В один из дней я наконец дозвонилась и спросила: когда прилетаешь? Он говорил долго и маловразумительно. Мой вопрос был гораздо проще, поэтому я повесила трубку.

Оказалось, в тот момент у него случился бурный роман. Как и все прочие – крайне стремительный.